Дороти Сэйерс - Загадочная смерть [Strong Poison] (перевод Е.И. Саломатиной)
— Ну, не знаю. Я туда его положила, а в августе я ушла из «Колец», поэтому я не могу сказать, что с ним случилось. Наверное, они его выбросили, когда делали уборку. Хотя, минутку, я ошиблась, когда сказала, что больше не вспоминала о нем. Когда я читала отчет о заседании суда в «Ньюс оф зе уорлд», я сказала Джорджу: «Я не удивилась бы, если бы оказалось, что это тот самый джентльмен, который зашел в «Кольца» однажды вечером и так ужасно выглядел, — ты только представь себе!» Я прямо так и сказала. А Джордж сказал: «Не фантазируй, Грейси, девочка моя; ты ведь не хочешь оказаться замешанной в уголовном деле». Джордж привык всегда ходить с гордо поднятой головой.
— Очень жаль, что вы не обратились в полицию и не рассказали об этом, — сурово сказал Паркер.
— Ну, откуда мне было знать, что это важно? Водитель такси видел его через несколько минут, и тот чувствовал себя очень плохо, вряд ли порошок мог так быстро подействовать, — если это вообще был тот самый человек, в чем я бы не могла поклясться. И я ничего не слышала об этом, пока процесс не был завершен.
— Однако состоится новый процесс, — сказал Паркер, — и вам, возможно, придется дать показания.
— Вы знаете, где меня искать, — храбро сказала миссис Булфинч. — Я не убегу.
— Мы весьма благодарны вам, что вы пришли, — любезно добавил Уимзи.
— Не за что, — сказала леди. — Это все, что вы хотели, мистер главный инспектор?
— Пока — все. Если мы найдем пакет, мы можем попросить вас опознать его. И кстати, постарайтесь не обсуждать это со своими друзьями, миссис Булфинч. Иногда леди начинают говорить о чем-нибудь, одно замечание влечет за собой другое, и в конце концов они вспоминают происшествия, которых никогда не было. Вы понимаете, о чем я говорю.
— Я никогда не болтаю, — обиженно сказала миссис Булфинч. — И по моему мнению, если надо так сложить два и два, чтобы получить пять, то в этом деле леди намного уступают джентльменам.
— Полагаю, я могу передать содержание нашей беседы защите? — спросил Уимзи, когда свидетельница удалилась.
— Конечно, — сказал Паркер, — именно для этого я и пригласил вас прийти и послушать, стоит оно того или нет. Тем временем мы, конечно, как следует поищем пакет.
— Да, — сказал Уимзи задумчиво, — да, вам придется, естественно, это сделать.
Мистер Крофтс не выглядел довольным, когда услышал эту историю.
— Я предупреждал вас, лорд Питер, — сказал он, — что может случиться, если мы будем раскрывать наши карты перед полицией. Сейчас, когда они получили информацию об этом случае, у них есть все возможности, чтобы повернуть его к собственной выгоде. Почему вы не предоставили нам провести расследование?
— Проклятье! — сердито сказал Уимзи. — Вам на это было дано три месяца, и вы абсолютно ничего не сделали. Полиция раскопала это за три дня. В этом деле очень важно время, и вы об этом знаете.
— Вполне вероятно, но разве вы не понимаете, что полиция теперь не остановится, пока не найдет этот драгоценный пакетик?
— И что же?
— А предположим, что это был вообще не мышьяк? Если бы вы дали эту информацию нам, мы бы обрушили ее на них в последний момент, когда уже поздно что-либо расследовать, и тогда мы бы смогли выбить почву из-под ног обвинения. Дайте присяжным историю Булфинч в том виде, как она выглядит сейчас, и они будут вынуждены допустить, что покойный отравился сам. Но теперь, конечно, полиция найдет что-нибудь или сама подбросит и продемонстрирует на суде, что порошок был совершенно безвредным.
— А предположим, они выяснят, что это — мышьяк?
— В таком случае, конечно, — сказал мистер Крофтс, — нашу клиентку оправдают. Вы верите в вероятность этого, милорд?
— Совершенно очевидно, что вы не верите, — горячо сказал Уимзи. — Вы уверены в виновности вашей клиентки. А я уверен в обратном.
Мистер Крофтс пожал плечами.
— В интересах нашей клиентки, — сказал он, — мы обязаны рассматривать неблагоприятную сторону всех показаний, а также предвидеть заявления, которые может сделать обвинение. Я повторяю, милорд, вы действовали неблагоразумно.
— Послушайте, — сказал Уимзи, — моя цель — не получение оправдания за недоказанностью вины. С точки зрения достоинства и счастья мисс Вейн ей абсолютно все равно, будет ли она обвинена в убийстве или оправдана за недостатком улик. Я хочу, чтобы она была совершенно свободна от всяких подозрений и чтобы было выдвинуто обвинение против действительно виновного человека. И я не хочу, чтобы осталась даже тень сомнения.
— Это было бы весьма желательно, милорд, — согласился адвокат, — но позвольте напомнить вам, что это не просто вопрос достоинства или счастья, а вопрос спасения шеи мисс Вейн от виселицы.
— А я вам скажу, — парировал Уимзи, — что для нее лучше сразу же быть повешенной, чем остаться в живых и дать всем возможность считать ее убийцей, сумевшей по счастливой случайности избежать наказания.
— В самом деле? — спросил мистер Крофтс. — Боюсь, что подобное отношение к делу не может быть принято защитой. Могу ли я спросить, разделяет ли сама мисс Вейн ваше мнение?
— Я не удивлюсь, если выяснится, что да, — сказал Уимзи. — Она невиновна, и я заставлю вас поверить в это еще до того, как завершу это дело.
— Прекрасно, прекрасно, — вежливо заметил мистер Крофтс. — Никто не будет более счастлив, чем я. Но я повторяю, что, по моему скромному мнению, ваша светлость поступили бы мудрее, не особенно доверяя главному инспектору Паркеру.
Уимзи все еще кипел от негодования, вызванного этой встречей, когда входил в офис мистера Эркварта на Бедфорд-роу. Старший клерк помнил его и приветствовал почтительно, как высокопоставленного и ожидаемого гостя. Он попросил его светлость присесть на минутку и исчез в кабинете.
Машинистка со строгим, некрасивым, почти мужским лицом, как только закрылась дверь, подняла глаза от машинки и коротко кивнула лорду Питеру. Уимзи узнал в ней одну из «кошечек» и мысленно похвалил мисс Климпсон за быструю и эффективную организацию дела. Однако ни одного слова произнесено не было, и через несколько секунд старший клерк вернулся и пригласил лорда Питера пройти в кабинет.
Норман Эркварт поднялся из-за стола и дружески протянул руку. Уимзи видел его в суде и отметил его аккуратную одежду, густые, гладкие темные волосы и общее производимое им впечатление деловой респектабельности. Глядя сейчас на него вблизи, он заметил, что тот на самом деле старше, чем ему показалось. Он определил, что Эркварту где-то между сорока и пятьюдесятью. Его кожа была бледной и необыкновенно чистой, если не считать небольших веснушек, довольно неожиданных в это время года у человека, во внешности которого не было никаких других признаков воздействия солнца и свежего воздуха. Глаза, темные и проницательные, выглядели немного усталыми, а веки потемнели, указывая на пережитое.
